Причины, по которым люди начинают строить карьеру в Организации Объединенных Наций, разнятся так же, как страны, из которых прибыли эти люди. Большинство из тех, кто планирует работать в ООН, не исключают, что в какой-то момент своей карьеры они будут работать в регионах, охваченных войнами, или нести службу там, где господствуют несправедливость, плохое управление и бедность,?в надежде?облегчить положение наиболее нуждающихся людей?на местах. Когда я устраивался в на работу в Организацию Объединенных Наций, я отдавал себе отчет в том, что мне придется провести какое-то время — возможно даже несколько лет — в одном из офисов её обширной бюрократической системы, но при этом я надеялся, что в конечном счете мне доверят работу в полевой миссии, где можно будет принять непосредственное участие в решении насущных проблем. Я начал работать в ООН в марте 2015?года, получив место в Департаменте по политическим вопросам (ДПВ) в качестве референта по Сомали. Затем, в августе 2017?года, я перешел в Департамент глобальных коммуникаций, но продолжал лелеять надежду на назначение в полевой миссии.

И вот наконец, в августе 2018?года, преисполненный энтузиазма пополам с тревогой, я прибыл в Судан, где мне впервые в жизни предстояло работать в миротворческой миссии. Я был приписан к Смешанной операции Африканского союза — Организации Объединенных Наций в Дарфуре (ЮНАМИД), где мне предстояло выполнять функции специального помощника начальника штаба. Меня определили в штаб-квартиру миссии в Эль-Фашире, в самом сердце региона Дарфур, — более непохожего на Нью-Йорк города просто невозможно представить. Так как в ООН я пришёл из научной среды, подавая заявление на работу в ЮНАМИД, я руководствовался чисто интеллектуальным интересом к политической и экономической ситуации в таких регионах, как Африканский Рог и Ближний Восток, то есть в той части мира, которую некоторые ученые и политики называют ?дугой кризиса? 1.

Мое прибытие в Судан в конце 2018?года пришлось на интересное время: в тот момент политическая обстановка в стране представлялась относительно стабильной — по сравнению с ситуацией пятилетней или десятилетней давности. Давнее ожесточенное противостояние между правительственными силами и повстанческими группировками в Дарфуре поутихло — свелось к отдельным незначительным стычкам, сконцентрировавшимся в субрегионе Джебель-Марра. Фактический уровень безопасности в Дарфуре повысился настолько, что Совет Безопасности Организации Объединенных Наций уже запланировал на июнь 2020?года вывод сил ЮНАМИД из Судана. Однако в декабре 2018?года ситуация неожиданно изменилась: ухудшение экономических условий спровоцировало волну антиправительственных протестов, распространившихся на всю страну. Кульминацией этих протестов в апреле 2019?года стало отстранение от должности президента Омара аль-Башира, много лет подряд занимавшего свой пост, — это была первая смена власти за 30?лет. Свержение аль-Башира положило начало пятимесячному периоду беспорядков: протесты, подавление этих протестов силами армии — перед страной замаячил призрак вялотекущей гражданской войны, избежать которой удалось тогда с огромным трудом, прибегнув к помощи международных посредников. Усилия миротворцев увенчались созданием правительства национального единства и принятием в августе 2019?года новой национальной конституции. Собственно говоря, на фоне этих сменяющих друг друга событий я и работал в Судане все 12?месяцев.

Песчаная буря, или хабуб. Логистический центр ЮНАМИД в Эль-Фашире, Северный Дарфур. Погодное явление, наблюдаемое в Дарфуре ежегодно в период с марта по июль (8 июля 2015 года, ЮНАМИД/Adrian Dragnea).

По прибытии в Эль-Фашир мне хватило буквально нескольких дней, чтобы составить представление о том, как на самом деле выглядит жизнь дарфурской миссии ООН. Безвылазное пребывание в военизированном комплексе ООН, жесткое нормирование водоснабжения (вода подавалась лишь на считанные часы в сутки), весьма скудный рацион питания, палящий зной (ведь миссия базировалась в одном из самых жарких регионов планеты) — список неудобств и лишений, с которыми нам пришлось столкнуться, можно было бы продолжать долго. В течение первых шести недель я перенес два пищевых отравления; должность, на которую меня определили, предполагала максимальную занятость: нередко мне приходилось работать по 80?часов в неделю. Для лучшего понимания контекста следует учесть, что на тот момент миссия ЮНАМИД была второй по масштабу миротворческой операцией ООН с годовым бюджетом порядка 700?млн долл. США, в миссии служили 4050?военных и 2500?полицейских, число гражданских сотрудников превышало 1500?человек2. На пике своей деятельности, в 2012?году, ЮНАМИД была самой масштабной миротворческой операцией Организации Объединенных Наций с двухмиллионным годовым бюджетом, 20-тысячным военно-полицейским контингентом и зоной присутствия, равной по площади Франции. Несмотря на многочисленные трудности и неудобства, я в конечном счете вжился в свою роль специального помощника начальника штаба: она позволяла взглянуть на повседневную деятельность ЮНАМИД ?с высоты птичьего полета?. Помимо прочего, в мои обязанности входило редактирование исходящей корреспонденции, обработка всей входящей корреспонденции и организация совещаний высшего руководства.

Если бы меня попросили рассказать о самых запомнившихся моментах работы в миссии ЮНАМИД, первым номером в списке было бы событие, случившееся через несколько недель после моего приезда: ЮНАМИД тогда развернула на занятой повстанцами территории первую гуманитарную миссию после катастрофического схода грязевого оползня, убившего несколько десятков жителей. Развертывание миссии потребовало урегулирования вопросов о сухопутном и воздушном доступе к месту стихийного бедствия, то есть переговоров с правительством Судана и с повстанческими группировками. Я созвал группу кризисного управления (ГКУ) и обеспечил общую поддержку, а ГКУ в течение нескольких дней осуществляла мониторинг ситуации в режиме реального времени. Вся ситуация очень походила на проведение сессии в рамках ?Модели Организации Объединенных Наций? для магистрантов — с той только разницей, что ставки были вполне реальными, а реальность — весьма захватывающей. Порой случались и очень трогательные моменты — в частности, когда руководителям гуманитарной миссии нужно было описать огромный масштаб разрушений и человеческих страданий на месте катастрофы, известный им не понаслышке.

Временная оперативная база ЮНАМИД в Голо, Джебель-Марра, Центральный Дарфур — аэрофотоснимок (12 августа 2018 года, ЮНАМИД/Yousif Bilal).

Еще я очень живо помню свое участие в мероприятии, регулярно проводящемся в рамках миротворческих операций Организации Объединенных Наций, когда глава миссии ?защищает? годовой бюджет миссии перед 14?членами коллегии Консультативного комитета по административным и бюджетным вопросам (ККАБВ) на изрядно выматывающем трехчасовом заседании. Заседание, в котором участвовал я, проводилось в формате видеоконференции; связь была сконфигурирована таким образом, что члены ККАБВ, находящиеся в Нью-Йорке, могли видеть на своем экране только главу миссии и директора Отдела поддержки миссии. С нашей стороны мы с коллегами сидели за столом, но вне поля зрения камеры, и лихорадочно делали пометки и перебирали карточки с записями, ассистируя двум начальникам в моменты, когда им нужно было отвечать на вопросы, предполагающие приведение точной и максимально детализированной информации. Процесс был по-настоящему волнительный, во многих отношениях ничуть не менее сложный, чем защита диссертации, и исключительно познавательный в том, что касается повседневной реальности миротворческих операций ООН.

Одним из значительных плюсов миссии ЮНАМИД в нашем случае было то обстоятельство, что к 2018?году уровень безопасности в Дарфуре существенно повысился. Высокопоставленные сотрудники миссии могли позволить себе спокойно покидать расположение ООН для встреч с правительственными чиновниками, представителями групп гражданского общества и сельских общин; для посещения лагерей внутренне перемещенных лиц, а также объектов, связанных с реализацией инфраструктурных и других направленных на развитие проектов с участием ЮНАМИД. Я входил в состав некоторых из этих делегаций и все больше проникался осознанием важности миссии ЮНАМИД, которую я не смог бы так глубоко прочувствовать, работая в нью-йоркском отделении. То же самое можно сказать о ситуации неожиданной смены правительства в Хартуме: нам приходилось то и дело созывать срочные совещания в рамках ЮНАМИД, между ЮНАМИД и Центральными учреждениями Организации Объединенных Наций, а также между ЮНАМИД и правительством Судана для обсуждения мер по поддержанию стабильности и перспектив запланированного вывода миссии.

До декабря 2018?года, когда политическая обстановка в стране накалилась, сотрудники ЮНАМИД могли в выходные наведываться на местные рынки. Такая возможность позволяла мне общаться с простыми жителями Дарфура в естественных и привычных для них условиях — и я оценил силу духа людей, даже перед лицом бед и несчастий относившихся к нам с искренним радушием. Приведу один особенно запомнившийся пример: по приглашению коллег-дарфурцев, работавших вместе с нами в офисе начальника штаба миссии и предложивших нам отведать блюд дарфурской кухни, мы приехали на экскурсию на рынок, расположенный в находившемся неподалеку лагере Абу-Шук — одном из крупнейших лагерей для внутренне перемещенных лиц в Северном Дарфуре, вмещающем порядка 80?тыс.?человек. Абсолютно все, с кем нам довелось общаться, вели себя очень доброжелательно — несмотря на наши значки ООН и одежду, выдававшую в нас иностранцев.

Вертолет ЮНАМИД на временной оперативной базе в Голо, Джебель-Марра, Центральный Дарфур (6 июня 2018 года/Armands Pupols).

Подводя итоги, я могу оценить работу в миссии как исключительно ценный личный опыт. Я вернулся в Нью-Йорк, более чем когда-либо убежденный в важности той роли, которую играет Организация Объединенных Наций в XXI?веке: я своими глазами видел те изменения в разных аспектах жизни дарфурцев — будь то безопасность, гуманитарная сфера или политика, которые стали возможными благодаря 12-летней работе ЮНАМИД в Дарфуре3. Я бы посоветовал коллегам, обдумывающим перспективы работы в миротворческой миссии, решиться на это, если представится такая возможность, причем на максимально раннем этапе карьеры. Работа в миротворческой или специальной политической миссии Организации Объединенных Наций, без сомнения, придаст новый импульс их карьерному развитию и откроет перед ними возможность получения незабываемого опыта. Кроме того, это поможет им увязать работу в Центральных учреждениях или других отделениях Организации Объединенных Наций с соответствующим контекстом: офисные работники частенько теряют ощущение связи своей работы с ситуацией в менее благополучных регионах земного шара.

Размышляя о времени, проведенном мною в Дарфуре, я вспомнил высказывание великого дипломата Организации Объединенных Наций покойного Сержиу Виейры ди Меллу: ?Никогда не забывайте о том, что реальные сложности и реальные ценности, связанные с работой в Организации Объединенных Наций, по-настоящему проявляются на местах — там, где люди страдают и где они нуждаются в вас?4.

?

Примечания?

1.? George Lenczowski, “The Arc of Crisis: its central sector”, Foreign Affairs, Spring 1979. Со статьёй можно ознакомиться на веб-сайте , accessed 2 October 2019.

2. Данные на июнь 2019?года.

3. Более подробная информация о позитивных изменениях ситуации в Дарфуре в таких аспектах, как политика, безопасность и гуманитарная помощь, представлена на веб-сайте ЮНАМИД: (на англ. яз.), а также на странице ЮНАМИД на сайте операций ООН по поддержанию мира: .

4. BBC, Four Storyville, "Fight to save the world: Sergio", 2 Июня 2011. Со статьёй можно ознакомиться на веб-сайте .

?

27 ноября?2019

?не является официальным документом. Мнения, выраженные отдельными авторами, а также указанные границы, названия и обозначения, используемые в картах или статьях, не?подразумевают официальное одобрение или принятие?.???

?